#раскрываемкарты #plaguetober
Жизнь никогда не подбрасывала Серафиме сюрпризов. Черный комочек, принятый в полумраке лестничной клетки за мышь, тоже плохо походил на сюрприз. Фима остановилась и брезгливо отодвинула котенка ногой. Она не любила животных. Котенок молчал. "Сдох что ли," - подумала Фима. Но рядом с Серафимой дохнуть было нельзя. Не положено.
"Чем тебя взять то?" - размышляла женщина, входя в квартиру. Натянув желтую резиновую перчатку, она неохотно подняла черный комок. Котенок пискнул, Фима тяжело вздохнула.
В кухне было холодно и по-больничному чисто. В открытое окно задувал не по-сентябрьский холодный ветер. Фима удивилась открытому окну. Не могла же она забыть его закрыть утром, она вообще ничего не забывает. Или могла?
Держать всё под контролем Фиму приучила мать. Каждый новый день был копией предыдущего, все по плану: будильник на 7:30, кофе, макияж, опостылевшая работа, не хитрый ужин в одиночестве. Двадцать лет в должности главбуха превратили Фиму в грузную женщину с тяжёлым взглядом, от которого робели редкие ухажеры и разбегались случайные знакомые. Фима привыкла быть одна. Одной ей было проще.
Иногда Серафима мечтала о принце. Но слабые мужчины ее злили, а быть сильным на фоне Фимы мог только Шварценеггер. Мужчины даже не пытались разглядеть в ней женщину.
- Ты не женщина, ты-бульдозеристка! - выкрикнул в сердцах чем-то обиженный последний ухажер.
- Слабак, - вздохнула Фима и отправилась сублимировать за гончарным кругом. Вылепилась большая глиняная задница из которой торчала нога в мужском ботинке. Удивившись шутке подсознания, Фима грохнула задницу об пол. Она вообще была не склонна рефлексировать.
Правда был один человек, заставляющий железное сердце Фимы стекать в желудок расплавленным оловом. Бывший военный, Арнольд, так звала его в своих мечтах Серафима, жил этажом ниже. Каждый день, ровно в 7:15 через вентиляцию в кухню Фимы врывался военный марш. В 7:50 диктор командовал: "переходим к водным процедурам" и теперь уже ванная наполнялась бодрыми визгами, означавшими, что Арнольд перешел к закаливанию. По вечерам снизу долетали звуки романсов и это звуковое сопровождение наполняло жизнь Фимы стабильностью, временами создавая иллюзию семьи.
Но сегодняшнее утро ошарашило полнейшей тишиной. Ни марша, ни задорного фырканья, ни шороха. Мир Фимы пошатнулся. Накрыла волна необъяснимого беспокойства. Что-то случилось, с Арнольдом точно что-то случилось! А вдруг инфаркт, инсульт, пожар?! Нужно бежать, спасать, ломать дверь! Но как, она же приличная женщина, как она могла ворваться к незнакомцу? Срочно нужен был повод.
Не долго думая, Фима выскочила на балкон, сорвала с бельевой веревки первое что попало под руку и швырнула вниз, на балкон Арнольда. Но порыв ветра снес наволочку в сторону дуба. Следом на дереве оказались два носка, ночная сорочка и розовые панталоны. Удачу принес лифчик, утяжеленный металлическими "косточками".
Перепрыгивая через две ступеньки и сотрясая лестницу центнером взволнованного тела, Фима ударила кулаком в дверь. Мысль о звонке ей в голову не пришла. Какие могут быть церемонии, когда человек умирает?
Умирающий был неприлично свеж. Испуганно попятившись, бывший военный уставился на Фиму. А посмотреть было на что. Всегда собранные в тугой пучок русые волосы, густой волной рассыпались по оголенным плечам.
- Вы живы, - с тоской констатировала Фима и медленно побрела наверх.
"Какой позор," - думала она, глядя на улыбающегося с плаката Андропова. -
Как я могла вломиться к нему в одной ночнушке? А как теперь снимать развешанные на дубе трусы? Какой позор!"
- Кабысдох, ты там жив?
Фима достала со шкафа коробку из-под обуви, постелила мягкое полотенце и бережно положила на дно котенка. Чуждая, пугающая нежность разлилась в груди уставшей женщины. Котенок открыл глаза и высунул крохотный розовый язычок. Глядя на беззащитное существо, Фима ощутила, как к горлу подкатил ком. Неожиданно из глаз потекли слезы. Никогда еще Фима не плакала так горько. Она оплакивала себя, свою сильную, но никому уже давно не нужную натуру. Вдруг, из властной, стальной дамы, привыкшей нести уголовную ответственность, управлять людьми, не знающей жалости и страха, Фиме захотелось сдуться до размеров котенка. Чтоб кто-то сильный взял ее на руки, позаботился, пожалел...
Поток слез прервал звонок. Размазав по щекам растекшуюся тушь, Фима распахнула дверь. На пороге стоял Арнольд, держа в руках букет лилий и Фимин лифчик. От стыда захотелось провалиться сквозь землю, ну или умереть прямо здесь и сейчас. Нет, лучше провалиться. Умирать с размазанной по лицу тушью было не вежливо.
- Добрый вечер. Меня зовут Саша. Это, кажется, ваше?
Он протянул ей букет и белье. Фима с трудом подняла глаза на мужчину. Александр. Какое мужественное имя. Как она могла подумать, что его зовут Арнольд? Взгляд Александра был полон тепла. Тепла, от которого тает неловкость, защитная броня и огрубевшее от одиночества женское сердце. Тепла, от которого сильная женщина превращается в маленького котенка...
- Я давно хотел зайти.
-Я давно Вас ждала...